"Сокровища Валькирии" - Том 5

             Хранитель Силы

Все великие Империи уходят в небытие, как корабли на морское дно и оставляют за собой такие же великие тайны. Одна из тайн Советской империи - пакет Веймарских акций, некогда принадлежащий Третьему рейху. До недавнего времени Россия владела 60% самой мощной немецкой и общеевропейской промышленности: это концерн Круппа, автомобилестроение (Мерседес, Опель, Ауди и др.).История, судьба этих ценных бумаг и людей, их хранивших, стали сюжетом нового романа Сергея Алексеева из серии `Сокровища Валькирии`.

      1

    
     Коноплев не любил море, хотя более сорока лет жил на самом берегу, и в осенние шторма волны докатившись до усадебной изгороди, а брызги и водяная пыль доставали кроны кипарисов и крышу дома. А порой накрывали сад, отчего фрукты и виноград вызревали солоноватыми, и отдельные сорта даже горькими.
     Не зря этот берег назывался Соленой Бухтой.
     Он делал вино, однако сам не пил и почти все продавал отдыхающим, в большинстве случаев северянам, которые ничего не пробовали слаще морковки и были в восторге от крепости вина и его вкуса. Земля, трава, деревья и сам кирпичный дом давно напитались морской солью, испаряющейся в воздух даже зимой, и потому Виктор Сергеевич всегда ощущал горечь на губах и во рту.
     Особенно его доставал шум прибоя, и если море разыгрывалось ночью, он не мог спать и в поисках тишины спускался в бетонированный блиндаж - винный погреб, где для этой цели стояла раскладушка со спальным мешком.
     Несмотря на солидный возраст, он ничем не болел, выглядел молодо и голос был не старческий - могучий низкий бас, как у оперного певца. Кроме сада, рыбалки и добычи антиквариата со дна ненавистного моря, у него было два страстных занятия - чтение газет, которые он выписывал или в последнее время покупал пачками, вплоть до "Пионерской правды”, и второе, самое любимое, - кузнечное ремесло и кузня, выстроенная собственными руками еще в пятидесятых годах, когда он перебрался на юг. Коноплев был открыт для всех отдыхающих и почти ничего не таил от них, кроме содержимого каменного сарайчика в дальнем углу сада, который обычно принимали за времянку для "дикарей”. Еще в юности он попробовал этого ремесла и всю жизнь тосковал по нему, и тут дорвался до милой сердцу стихии огня, металла и его перевоплощения.
     В доме и усадьбе все было кованое: калитка и узоры над окнами, кровати и цветы в вазах. Повсюду лежали запасы железа самого разного профиля, особо ценное, выплавленное на березовых углях и добытое в сносимых старых домах и церквях, оно хранилось отдельно, в специальном сарайчике, недоступное соли морского воздуха, от которого меняло кристаллическую структуру.
     После бархатного сезона, с наступлением осени, когда разъезжались последние отдыхающие, Виктор Сергеевич отпирал кузню и, словно чародей-огнепоклонник, возжигал горн, почти не гаснущий до весны.
     С апреля по октябрь он не носил никакой одежды, кроме плавок, загорал до синего, негритянского отлива, за что носил прозвище Мавр, и часто смущал своим голосом и видом одиноких женщин. Он настолько привык к прозвищу, что давно отзывался на него и бывало, что представлялся так своим квартирантам. В последние годы, как и все вокруг, он зарабатывал тем, что пускал к себе "дикарей”, заселяя ими две времянки и три отдельных комнаты дома. Он долго удерживался от такого бизнеса, с весны до осени посторонних на свою усадьбу не пускал принципиально, и лишь когда умерла жена, не из-за денег, а от тоски поселил в доме отдыхающих. А за зиму соорудил в саду две времянки, и в самый разгар сезона население усадьбы доходило до пятнадцати человек.
     В восемьдесят седьмом году, в бархатный сезон к Мавру явился немец Фридрих Шосс - старик лет семидесяти, очень хорошо говорящий по-русски (в то время иностранцы хоть и робко, но уже начали осваивать Крым). Объяснил, что в гостинице "Ялта” нет свободных номеров, а, дескать, так хочется несколько дней покупаться в море. Мест не было и у Мавра, но этот немец так настойчиво просился, что пришлось пустить его в чердачную недостроенную комнату, где было оборудовано спальное место. Коноплев уже давно не испытывал особой ненависти к немцам; скорее, напротив, было некоторое любопытство. Пару дней Шосс ходил вдоль моря, заметно прихрамывая, не купался и даже не загорал, и на третий не спустился с чердака. Мавр поднялся к нему и обнаружил немчуру совершенно здорового и даже веселого.
     - А я тебя искал, князь, - сказал он. - Всю жизнь искал. Я не поверил, что ты погиб в сорок пятом. Ты не мог погибнуть. Сменил фамилию - дело другое…
     - Похоже, и ты сменил, - перебил Мавр, вглядываясь в квартиранта. - Как тебя раньше-то звали?
     - Имени ты не знал. Что тебе были наши имена?.. Но фамилию должен помнить - майор Соболь, начальник разведки дивизии.
     - Ну как же! Пивоварня в Берлине… Да, сколько годиков минуло! - Мавр сунул ему кулаком в отвисший живот. - Плохо сохранился, Соболь, пузо как у старого мерина, обрюзг - никак бы не узнал.
     - А я тебя сразу узнал, несмотря, что шкура черная.
     - По этому? - Мавр показал шрам через всю щеку, напоминающий складку.
     - И по этому тоже. Когда мне рассказали, какой ты, где и как живешь, я еще твоей новой фамилии не знал, но сразу понял, ты тот самый полковник.
     - Ну, не полковник, а генерал-лейтенант! - с удовольствием поправил Мавр. - А кто меня обрисовал?
     - Да один твой отдыхающий, случайно встретились в Италии, - квартирант стриг глазами. - Всю жизнь искал, такие силы и средства привлекал - никакой информации. А тут появляется хлипкий, нечаянно разбогатевший мужичок и рассказывает, как отдыхал, у кого… Художник! Мастер разговорного жанра!
     - Значит, ты еще навыков не утратил?
     - Приумножил, князь, приумножил!
     - Ну да, а иначе бы не выжил. Как подлечили-то в немецком госпитале?
     - Неплохо…
     - Чего же хромаешь?
     - Хорошо - ногу не отняли!
     - Значит, вернуться в СССР не пожелал?
     - Ты помнишь, как я попал в госпиталь? Сам же сдал!
     - А что, лучше было бы пулю в лоб закатать?
     - Ты бы закатал, и рука не дрогнула…
     - Дурень, я от смерти тебя спас! Куда бы ты в эсэсовской форме?..
     Бывший майор помялся.
     - В общем-то, да… Ситуация… Оказался в американской зоне. Янки начали меня крутить… Вернулся бы к своим - или шлепнули сразу, или в лагерь. Из группы никого не осталось, а кто еще знал о нашей операции?
     - Тот, кто отправлял!
     - И кто бы меня пустил к Жукову? В СМЕРШе бы и разбираться не стали… Мавр сделал паузу и спросил уже мягче:
     - Как жилось-то на Западе? По-немецки научился говорить? Или все контуженного играешь?
     - Научился… А в жизни ничего хорошего не было. В сорок седьмом раскрыли, осудили как советского шпиона и на семнадцать лет в тюрьму. Правда, через два года освободили…
     - Перевербовали?
     - Но меня же никто не вербовал, чтобы перевербовывать.
     - А, ну да, присяга, значит, не в счет… Согласился на сотрудничество?
     - Ты нисколько не изменился! Что ты въедаешься? Мне семьдесят один год! А тебе лет на пять побольше, верно?
     - На шесть, но я как-то об этом постоянно забываю, - добродушно признался Мавр.
     Бывший начальник разведки дивизии панибратски хлопнул его по плечу.
     - Но я не лечиться к тебе приехал, хотя говорят, ты практикуешь.
     - Ностальгия замучила? Поехал сослуживца искать?.. Или другая причина?
     - Другая… Поделиться бы надо, князь.
     - А чем поделиться, майор?.. Или ты тоже подрос в звании?
     - Бумажками поделиться, генерал. За которыми ходили. Теми, что из Берлина вывез. А потом будто бы взял и погиб.
     - Так сожгли бумажки, Соболь! Костерчик из них развели. Сам Георгий Константинович и запалил.
     - Эти бумажки не жгут, - засмеялся тот. - Жуков за них и пострадал. Ни Сталин, ни Хрущев не получили акций. Маршал приказал держать все у себя, до особого распоряжения. И до сих пор бумаги находятся у тебя! С сорок пятого года!
     - И сколько же ты хочешь получить?
     - В любом случае половину пакета. Мы с тобой остались на этом свете только двое здравствующих. По-моему, других правонаследников не имеется.
     - Как ты себе это представляешь? - насмешливо спросил Мавр. - Сейчас я открою сарайчик, достану акции, отсчитаю половину и отдам? Может, тебе головку полечить, а не ногу?
     Такой оборот Соболю не понравился, одутловатость щек сползла вниз, и лицо посерело.
     - Я приехал в СССР как частное лицо. Но за мной стоят определенные силы некоторых цивилизованных государств. А здесь у вас перестройка, сближение с Западом, и вашему правительству не нужен скандал с Веймарскими акциями. Они не были объявлены как трофеи, не пошли в счет контрибуции. Получился нонсенс: ценные бумаги не принадлежат ни СССР, ни Германии. Ни одно из этих государств не может претендовать на них, ибо Гитлер добыл их преступным путем, а как их приобрел Советский Союз, мы с тобой живые свидетели. Но со временем их придется передать Германии не получив ни копейки, вместе с другими вывезенными ценностями. Ваш ЦК вместе с генсеком пойдут на любые условия, чтобы только не раздражать цивилизованный мир.
     - Ты предлагаешь поделить и разбежаться?
     - В одиночку ничего с бумагами не сделаешь, - уверенно сказал Соболь. - Тебя просто ограбят и уберут, едва обнаружат акции. Мгновенно!.. Для их реализации должно быть не менее чем прикрытие какого-либо свободного и цивилизованного государства. Я имею возможность обеспечить такое прикрытие.
     - Подумаю. Слишком неожиданное предложение.
     - Только не долго! Максимум три дня. Пока я отдыхаю.
     - А вот сколько хочу, столько и буду думать! - вдруг склонился к нему и прорычал Мавр. - И ты мне тут сроков не ставь!
     Бывший майор сдался, видимо, вспомнив характер хозяина.
     - Хорошо, генерал, я подожду, больше ждал… Но жить буду у тебя. Мне нравится эта комнатка, чем-то напоминает развалины и молодость.
     На следующее утро оставшийся для всех остальных немцем, Фридрих Шосс изъявил желание наконец-то искупаться в Черном море, вместе со всеми отдыхающими и хозяином "русского отеля” Мавром. Сделали организованный заплыв до буйков, после чего устроили игру в водное поло, и никто не заметил, как исчез иностранец.
     Его сначала искали собственными силами, потом приехали водолазы и только через три дня, далеко от Соленой Бухты, обнаружили тело немца, прибитое волнами к берегу…