"Сокровища Валькирии" - Том 1 Стоящий у Солнца Бывшие сотрудники сверхсекретного института, образованного еще во
времена ЧК и просуществовавшего до наших дней, пытаются найти хранилище сокровищ
древних ариев, узнать судьбу библиотеки Ивана Грозного, `Янтарной комнаты`.
Роман полон потрясающих открытий найдена существующая доныне уникальная Северная
цивилизация, вернее, хранители ее духовных и материальных сокровищ.
"30 июля поздним вечером полиция Эль-Харга - города на юге Египта - в
мусорном баке обнаружила труп гражданина Ливии Карамчанда Зелвы, задушенного с
помощью нейлоновой гитарной струны. Полиция считает..." Он швырнул
газеты - как всегда полиция предполагает полный абсурд... Зелву убили сразу же
после исчезновения Джонована Фрича. Правда, вместе с Зелвой точно таким же
способом погибло еще шесть человек в разных частях света. Но они не имели
никакого отношения к делу. Это жертвы ритуала - "семиструнной гавайской
гитары"... В кабинете магистра найден любопытный прибор, приставка к
радиотелефону. Каждые восемь часов он прикладывал руку к табло с индикатором, и
в эфире не было никакой тревоги. И когда Фрич не вернулся в офис, через
шестнадцать часов его радиотелефон автоматически связался с абонентом в
Будапеште и три минуты передавал звучание гавайской гитары. А наутро
газеты вышли с рекламой концерта композитора Зелвы... Мы только что пережили
гибель дочери и внука Мохандаса Ганди, только что заделали эту брешь... И вот
новая пробоина! Конечно, они ждут наших ответных действий, избирают новых
заложников, чтобы сыграть еще один аккорд... И, я думаю, если мы втянемся в этот
оркестр - будет война... А сейчас она крайне нежелательна!
1
Обыск в квартире Русинов обнаружил довольно поздно, изрядно
натоптав в передней, зале и на кухне. За десять дней без хозяина на пол осел
значительный слой пыли - осталась открытой форточка, - и всякий след на
свежелакированном паркете сразу бы бросился в глаза. Однако следов почему-то не
было даже в кабинете, за плотно закрытой дверью. Русинов несколько раз приседал,
рассматривая пыльное зеркало пола, - ни единого отпечатка. Скорее всего, паркет
после обыска протерли и вещи расставили точно так, как они стояли. Но все-таки
допустили единственную небрежность: между стопок журналов на столе обронили
маленький пакетик с двумя запасными предохранителями от какого-то японского
прибора. Русинов очень хорошо знал, что есть у него в доме и чего нет и быть не
может, и потому, случайно заметив эти предохранители, сразу же насторожился: он
отлично помнил, как прибирал на столе перед отъездом и что никакого пакетика не
видел. Значит, он появился за эти десять дней, пока Русинов был на глухариной
охоте в Вологодской области. Кто-то входил в квартиру и вносил прибор... Какой и
зачем? Причем прибор был наверняка упакован и там, в упаковке, находились
запасные предохранители... Прежде чем обследовать квартиру, он глянул
на электросчетчик и сверил цифры с теми, что были записаны в расчетной книжке, -
почему-то "нагорело" пять киловатт, хотя перед отъездом на охоту Русинов
отключил холодильник, который мог накрутить счетчик, и заплатил за
электроэнергию. Судя по всему, неведомый прибор, побывавший в его квартире, был
мощный, и скорее всего, это либо портативная рентгеновская установка, либо
лазер... А если так, значит, в доме был обыск. Сначала Русинов
осмотрел кабинет - книжные полки, письменный стол, подоконник, где пачками
лежали научные журналы, и обнаружил еще несколько примет: выцветшие или
пожелтевшие на солнце полоски на обложках оказались спрятанными, а кое-где,
напротив, торчали свежие, не тронутые светом уголки. Кто-то рылся в рукописях и
материалах, лежащих в ящиках стола, и на самом столе все бумаги были тщательно
разложены, может быть, чуть аккуратнее, нежели Русинов раскладывал сам. Тот, кто
делал обыск, прекрасно знал характер и поведение хозяина квартиры и, конечно же,
располагал информацией, куда и насколько уехал, и потому работал неторопливо, со
знанием дела. В доме побывала Служба, а не воры, и это обстоятельство еще больше
встревожило Русинова. Если для негласного обыска сюда притаскивали рентгеновскую
установку, значит, искали тайники, но поскольку их найти не смогли - ибо таковых
в квартире не существовало, а в бумагах тоже ничего интересующего Службу не
обнаружили, - то возможно, в телефон, в репродуктор или стены влепили "клопов" и
теперь будут слушать... Самое главное было - понять, чья это Служба и
что пытается добыть. Маловероятно, что контрразведка, - Русинов никаких секретов
не продавал, не разглашал и даже в будущем делать этого не собирался, - и на то,
что негласный обыск проводили в целях получить какие-то улики против него, тоже
не похоже. Чего ради будут собирать компрматериалы, если он уже три года, как не
работает в Институте, да и самого Института больше не существует в природе, как,
впрочем, и той закрытой лаборатории, которой руководил Русинов, научные же
материалы частью уничтожены, а частью переданы в спецотделы Министерства
финансов и Госбезопасности. Члены ликвидационной комиссии поставили свои подписи
и тем самым сняли всякую дальнейшую ответственность с завлаба за судьбы всех
многолетних наработок. Их могут еще больше засекретить и опустить в
бронированные сейфы, а могут при нынешней безрассудной гласности вытащить на
свет Божий, и все тайны скоро пожелтеют или выцветут на газетных полосах...
Русинов неторопливо разобрал рюкзак, разложив охотничьи принадлежности
по своим местам, затем почистил и смазал маузер - короткоствольный карабинчик
22-го калибра, вещь на глухариной охоте незаменимую, - и спрятал в сейф теперь
до осени... А сам все мысленно ходил по стопам тех, кто с такой доскональностью
обследовал его квартиру, перебирал в памяти те материалы, что лежали в столе и
на книжных полках, но ничего крамольного не находил. Искать могли единственное -
карту "перекрестков" и божка - нефритовую обезьянку. Однако это было его
собственностью, хотя и относилось к проблемам, которыми когда-то занималась
русиновская лаборатория. Карту "перекрестков Путей" он создал сам и сам же
открыл некоторые закономерности этих Путей, причем уже после ликвидации
Института, и божок к нему попал тоже после. Да и знают об этих вещах всего два
человека в мире - он, Александр Алексеевич Русинов, и бывший сотрудник
лаборатории Иван Сергеевич Афанасьев... Что, если Иван Сергеевич
ненароком где-то проговорился? И Служба мгновенно заработала, стараясь выяснить,
все ли секретные материалы сдал Русинов во время ликвидации Института? Не
оставил ли какие материалы последней экспедиции, незарегистрированные и
неучтенные? Может, кое-что не материальное, не выраженное в письменном отчете
оставил в голове? Разумеется, в голове осталось многое. Лабораторию закрыли
внезапно, "на полуслове", сотрудников разогнали - кого на пенсию, кого
откомандировали в распоряжение Управления кадров Министерства обороны,
предварительно отобрав подписки о неразглашении. Не сдавать же голову в
спецотдел вместе с бумагами! В сорок три года полковник Русинов ушел в отставку,
но оставался профессором, доктором наук и считал, что голова еще сгодится, хотя
его приговорили к пожизненной и довольно высокой пенсии. Правда, вне стен
закрытого Института ни титулы, ни знания ему особенно не пригодились, поскольку
Русинов образование имел медицинское, но при этом двадцать лет занимался
геофизикой, археологией и философией, а докторскую защищал на кафедре
социологии. Эта чудовищная гремучая смесь наук годилась, возможно, для далекого
будущего, но никак не для сегодняшнего смутного дня великих перемен, дня,
который замкнулся на себе и не желал думать ни о прошлом, ни о будущем. Но он,
Русинов, не мог ликвидироваться на "полуслове" вместе с лабораторией и потому
продолжал жить в прежнем режиме и никак не мог вписаться в суматошное "сегодня",
целиком погрузившись в древность, в доледниковую эпоху, и потому имел прозвище
"Мамонт". Однако и прозвище его было известно лишь посвященным - тем, кто
работал в Институте либо каким-то образом имел о нем представление. Он и
глухариную охоту-то любил больше за то, что выпадала возможность послушать звуки
пения птицы из той эпохи и как бы услышать ее голос. И разумеется, Мамонту было
приятнее находиться там, в доледниковой эпохе, или уж, по крайней мере, на грани
ее, потому что он считал эту эпоху поворотной в истории человечества на Земле.
Если вместе с историей сделать Поворот, то за ним можно увидеть новую
историю, новый Путь, уходящий в будущее, как бесконечная лесная просека. Чтобы
проверять свои аналитические конструкции и модели, чтобы в одиночку не
заблудиться на многочисленных путях и перепутьях поиска истины, раз в месяц, а
то и чаще, ездил к своему давнему другу и сотруднику Ивану Сергеевичу в
Подольск. Ивану Сергеевичу уже было под шестьдесят, и работал он в Институте со
дня основания, много чего знал и умел, считался хорошим специалистом в области
геологии, картографии и астрономии, хотя имел историческое образование. Однако
после ликвидации лаборатории Иван Сергеевич сразу же отошел от дел, успокоился и
расслабился. Русинов стал замечать, что ветерана все больше и больше тянет на
воспоминания, ностальгические разговоры о конце пятидесятых, когда Институт
работал на дне будущего Цимлянского моря, и в этих воспоминаниях кое-что
пробалтывал. Без злого умысла, в порыве тоски по прошлым временам, однако же
иногда вылетало такое, что запрещалось говорить даже своим сотрудникам: дружба
дружбой, но табачок - врозь... И теперь Русинов мог подозревать только
Ивана Сергеевича: никто другой о карте "перекрестков" и о нефритовой обезьянке
не знал и знать не мог. Что было еще искать у него в квартире? Тайник у Русинова
был, да только не здесь, а на даче, которая после развода принадлежала бывшей
жене Татьяне. У них сохранились нормальные отношения, и Русинов часто приезжал к
сыну Алеше - все лето они вели дачный образ жизни; а зимой он, бывало, забирал
сына и уезжал с ним на выходные, опять же туда, на дачу, таким образом сочетая
приятное с полезным. Чердачная неотапливаемая комнатка, где раньше работал
Русинов, как бы оставалась в его владении, и там, среди завалов газет и журналов
со всего мира, можно было спрятать все что угодно. Труднее было с материальными
предметами - нефритовой обезьянкой и капсулой с кристаллом КХ-45.
Богиню-утешительницу Русинов попросту обмазал глиной, вылепил забавного
медвежонка, высушил, раскрасил и слегка обжег в тигле на слабом огне. Получилась
детская игрушка, которую можно поставить куда угодно вместе с другими такими же
глиняными птицами, зайцами и веселыми мужичками. Капсулу с кристаллом он прятал
и в мусорное ведро, и в банку с топленым салом, пока наконец не нашел
подходящего места - спустил на проволоке в смотровой отводок канализационной
трубы, на уровень потолка нижней квартиры. Звонить Ивану Сергеевичу
Русинов побоялся, дабы не выказывать, что он обнаружил в своей квартире
произведенный негласный обыск. Он наскоро сполоснулся в душе, переоделся и
поехал в Подольск. Иван Сергеевич не ждал Русинова, хотя примерно знал,
когда тот вернется с охоты. Тем более что Мамонт явился на ночь глядя, без
звонка, заметно утомленный дорогой. Иван Сергеевич заподозрил неладное, но виду
не показал: его жена, Валентина Владимировна, после выхода мужа на пенсию очень
ревностно опекала его и оберегала от бывших сослуживцев. А к Русинову относилась
с особым недоверием, ибо он чаще всего приезжал с какими-то делами и
беспокойством. Понять ее было можно: большую часть жизни Иван Сергеевич мотался
по экспедициям, заработал букет соответствующих походным условиям болезней - от
радикулита до язвы желудка, но благодаря стараниям жены за три пенсионных года
заметно поправился и помолодел. Он, как и Русинов, отпустил бороду, длинные
волосы и теперь напоминал сельского священника. Пока Валентина
Владимировна собирала на стол, Русинов позвал Ивана Сергеевича на улицу, в
машину, чтобы вручить подарок - полмешка чаги, нарубленной специально для
ветерана с вологодских берез. Иван Сергеевич подарку обрадовался, но сразу же
спросил: - Чего прилетел-то? Не чагу же привез? - Вот что
привез, - сказал Русинов и подал пакетик с предохранителями. Нашел у себя в
квартире. Иван Сергеевич включил в кабинете свет, долго рассматривал
сверкающие на ладони детали и наконец заключил: - Это не лазер и не
рентген. Скорее всего, гамма-плотномер. Искали пустоту в стенах, проверяли,
каким материалом они заполнены. - Что бы это значило? - А хрен
их знает, - пожал плечами Иван Сергеевич. - Но я точно знаю: в нашей Службе
безопасности такие приборы были только отечественного производства. Японских не
покупали - они намного хуже. Хотя при нынешней погоне за иностранщиной все
возможно. Доллары появились - купили. - Если не купили? -
Значит, у тебя в гостях была не наша Служба, - засмеялся Иван Сергеевич. -
Допустим, японская, американская, израильская и еще из ста двадцати стран мира.
- Очень хорошо! - разозлился Русинов. - Какие-то Службы шарят в моей
квартире, как у себя дома! Ну все, приехали! - Чего ты возмущаешься? -
Иван Сергеевич похлопал его по плечу. - Они теперь по всей стране шарят, как у
себя дома! Знаешь, Саня, а ведь подобное уже со мной было. Меня однажды тоже
какая-то Служба щупала, в пятьдесят восьмом. Если тогда было можно, то теперь...
Он недоговорил, прихватил мешок и пошел в квартиру. У двери вдруг
успокоил, подбодрил: - Наверняка прибалты у тебя рылись. Их Служба
обнаглела вконец - людей в России ворует и к себе увозит... Впрочем, ладно,
разберемся... За столом Русинов рассказывал об охоте, о цыгане, который
работает таксидермистом в областном музее и делает прекрасные чучела. Цыгану и
отдан был добытый глухарь. Иван Сергеевич, не скрываясь, тосковал от этих
рассказов, хотя, кроме рыбалки, ничем больше не занимался, если не считать
огорода. Но между делом он о чем-то сосредоточенно думал и, похоже, только ждал,
когда закончится ужин и можно будет, уединившись в кабинете, поделиться своими
размышлениями. Валентине Владимировне не хотелось оставлять мужчин наедине, и
она начала было уговаривать Русинова отдохнуть с дороги, но Иван Сергеевич встал
из-за стола и попросил принести чай в кабинет. - Слушай, Мамонт, -
начал Иван Сергеевич, едва Русинов затворил дверь. - С нами, кажется, опять
старую шутку проделали. Ну, со мной ладно... А вот с тобой - точно, и со всеми
молодыми ребятами Института. - Что за шутка? - Ты сказал про
обыск - я сразу вспомнил. - Иван Сергеевич развалился за своим столом, как
начальник. - Ты же про Цимлянск слыхал? После Цимлянска нас тоже разгоняли...
- Хочешь сказать, Институт не закрывали? - насторожился Русинов.
- Я пока ничего не могу сказать - уклонился ветеран. - Но зато очень
хорошо помню события после Цимлянска. И обыск у меня был, правда, без
аппаратуры, но стены простукивали... Цимлянск, Мамонт, у меня всю жизнь из
головы не выходит! Это была старая и странная история, ставшая
достоянием ушей всего Института лишь в начале восьмидесятых. Причем рассказывали
ее уже почти безбоязненно те, кто уходил на пенсию и знал, что уже никак не
пострадает. В пятьдесят восьмом году сухопутный отдел "Юго-Восток" работал на
дне будущего Цимлянского водохранилища. Гражданские археологи из университета
большим скопом раскапывали город Саркел, а профессиональные "гробокопатели", как
в шутку называли сами себя сотрудники Института, ползали по степи и искали
хазарские захоронения. Одна такая могила тогда потрясла воображение руководства:
было извлечено около двухсот килограммов золота в слитках и серебро в изделиях -
тончайшей работы индийские сосуды. Отдел усилили людьми и техникой из других
отделов и начали крупномасштабный поиск. Скоро обнаружили еще одну могилу, где
ценностей было примерно столько же. В степь пригнали батальон внутренней охраны,
пустили патрули на машинах, на дорогах установили контрольно-пропускные посты -
все якобы потому, что началась эпизоотия - ящур. После того как нашли третью и
четвертую могилы, возникла оригинальная гипотеза, в разработке которой принимал
участие и Иван Сергеевич, младший научный сотрудник. Хазария два с половиной
столетия держала все торговые пути в Индию и Переднюю Азию, откуда в то время на
Русь и в Европу поступало золото, алмазы, бриллианты. Оседлав три мощные реки,
три берега трех морей, Хазария брала огромные налоги с купцов и, конечно же,
занималась обыкновенным разбоем и грабежом на этих путях. Эдакое
государство-таможня, государство-пират. Князь Святослав разгромил Хазарию, но ни
в летописях, ни в арабских источниках не слыхать было о сокровищах хазар, по
многим соображениям, несметных. Ничего не досталось и гузам - диким племенам,
которые после Святослава в поисках добычи сожгли и разорили все, что горело и
разрушалось. Они пытались раскапывать древние курганы, могилы. Но отмеченные
какими-либо надгробными знаками захоронения были бедными. После гузов в степи
рылись все кому не лень на протяжении многих веков.
|